Галина ПЕТРИАШВИЛИ (Грузия)
ПРИГОВОР: ЖЕНЩИНА.
ДИАГНОЗ: МУЖЧИНА
ненаучные изыскания на тему гендера методом утрирования взято тутwww.gmc.ge/images/Made_in02.html

Не первый век идет борьба-война-работа за улучшение качества женской жизни. Или, точнее, так: за улучшение жизни вообще путем улучшения женской. Или так: не улучшения женской, а – очищения ее от дискриминации по признаку пола. Однако даже там, где этот процесс, казалось бы, вполне успешен, женщина все равно отстает, все равно ей труднее, и неизбежно остается масса вопросов, на которые не ответишь ни стиральной машиной, ни парламентскими квотами. Остается нечто, что следует продолжать нести как крест. Что это – нечто?

1. ПРИГОВОР

Это слово подходит. В нем лязг захлопнувшейся двери. Ловушка, в которую хитрая природа тебя посадила. Бейся в ней, изучай ее, если хочешь, - или постарайся о ней забыть – она остается реальностью. Она тем реальнее для тебя лично, чем раньше ты ее осознаешь и чем больше о ней думаешь. И чем больше узнаешь о ее конструкции... Словом, приговор. То, что есть наказание; то, что надо терпеть; то, от чего не испытываешь кайфа.

читать дальшеНо за что? И – для чего? Если это наказание, то причины его должны лежать в прошлом. Доисторические мифы, библейские сюжеты - что же на самом деле скрывают они? «Благословен Господь Бог, не сотворивший меня женщиной»; и – «Благословен Господь, сотворивший меня по своей воле». Мужчина как бы поощряет Господа за верное решение, дает ему оценку, благодарит его именно за это решение. Если прислушаться, довольно нахальная благодарность! Женский вариант – насколько он мягче, покладистее, смиреннее. Он безоценочен. Благословен Господь за то, что просто сотворил. Как есть. Возможно, тогда была еще свежа память о свершившемся (содеянном) и ясно было – за что, собственно, наказана?

А если этот приговор – вовсе не наказание, а - попытка искупления чего-то в будущем? Первичное, доисторическое знание тогда было яснее, четче впечатано в сознание человечества. И уже тогда женщина начала свой осмысленный, тяжкий труд. (То, что за свою земную жизнь сделал Христос, на протяжении жизни нашей цивилизации делают женщины?..) Печать была ясной, у человечества не возникало вопросов. «Жена да убоится мужа своего». Нет вопросов, да убоится. Смирять себя про запас, копить непротивление на будущее, когда его сумма несомненно потребуется для предъявления – возможно, в этом кроется тень ответа на вопрос о многотысячелетнем женском смирении? Тогда становится понятной извечное женское «мы уж ладно,- лишь бы дети...».
Я спрашивала многих женщин, есть ли у них этот маленький пунктик, эта странная заноза в под\сознании, когда тебе кажется, что твоя тревога за близких – плата за предотвращение чего-то? Кое-кто меня не понимал, но многие включались сразу: да-да, у меня именно так: вечером сын задерживается, я вместо того чтобы отвлечься, тревогой довожу себя просто до изнеможения – и мне кажется, что если успокоюсь, перестану за него бояться, тут-то что-то и произойдет... Моя боль – как выкуп.

А может быть, приговор никак не связан ни с содеянным в прошлом, ни с будущими испытаниями, а заложен как космический предохранитель? Сними с нас все повязки, кандалы и наручники, отвезни нам уста – и рухнет мир? Или? Или расцветет, станет гармоничней и радостней? Но тогда наши кандалы и цепи – никакой ни от чего не предохранитель, а – космический заговор темных сил?

Тайна, тайна. Не дано знать ни о причинах, ни о целях, ни об «авторстве» (кто был прокурор?). Мы просто имеем дело с самим приговором. «Благословен Господь, сотворивший меня по своей воле». Пункты приговора можно суммировать, членить, систематизировать их и так, и эдак, подвергать анализу. Но что есть материал? Где же его текст, приговора-то? Во мне самой, в тебе, в ней. В нас. В реальности.

ПРИГОВОР: ЖДАТЬ
Жизнь любой женщины может быть прочитана как ожидание. Мама говорила в детстве: подожди, ты еще маленькая. Потом тебе говорили так: фу, какое нетерпение, ты же девочка! Потом ты ждала, когда тебя выберут. Далее ожидание материнства, ожидание, пока дети вырастут. Ожидание мужа – из командировки, с войны, с работы, с охоты, с совещания... Чем более традиционна культура, тем сильнее мотив ожидания в женской судьбе. Тем оно пассивнее (безысходнее). Чего стоят хотя бы брачные ожидания. В Грузии, например, огромное число женщин, которые не только никогда не были замужем, но и никогда не имели половых контактов. Пожилые девственницы – категория, весьма распространенная у нас. Они никогда не давали обета безбрачия, они просто не дождались.
Вот как рассказала мне об этом одна пожилая женщина: «Я была старшей из троих детей. Сначала вышла замуж младшая сестра. Я училась в институте. Я очень хорошо училась и была хорошей девушкой. Я знала, что я хорошая девушка, я была очень серьезной. Мои родители остались в деревне, я жила в городе одна. Ты знаешь, что такое девушке-студентке из района жить в городе одной? Это значит – находиться под подозрением. Никогда я не могла бы совершить что-нибудь такое, что бросило бы тень на мою семью. Я училась, потом уехала в деревню и начала работать. Женился мой младший брат, родились племянники. Я жила с семьей брата, помогала по хозяйству. Сначала ко мне сватались, но было странно бросить семью, где я была нужна, и уйти неизвестно с кем. Потом свататься перестали. Так прошла жизнь. Брата и невестки уже нет, мне 75 лет, племянники живут в городе, иногда на лето ко мне приезжают их дети». Женщина продолжает ждать – лета, племянников, конца жизни.
Субъект всегда активен, это его определяющее свойство. Ожидание – это не просто пассивность (временная, вынужденная и т. д.), это установка на пассивность, это философия пассивности, перекрывающая всякую возможность активного действия. Ожидание счастья, принца, героя, счастливого случая – сколько сюжетов на эту тему в сказках и других литературных произведениях. Они ждали и дождались! А пока ждали – долго и нудно пряли пряжу, плели косы, перебирали рисовые зернышки – одним словом, занимались рутинным, непроизводительным, а главное - бессмысленным трудом. Но не он был содержанием момента, главным было ожидание. На этом воспитывались миллионы женщин на протяжении тысячелетий.
Однако... есть во всем этом какая-то загадка, присутствующая в любой культуре и любой женской судьбе. Это ожидание можно прочитать как некий механизм стабильности, как некую доминанту, позволяющую держать в равновесии мир. Если бы оно не было генетически-исторически-ментально присуще женщине – мир не вылезал бы из революций и войн.

ПРИГОВОР: ТЕРПЕТЬ
С ожиданием лучшего тесно связано умение терпеть то, что сегодня плохо. Сколько дифирамбов спето женскому терпению! Стерпится - слюбится. Пьющий муж – терпи, ради детей, ради мужа. Ты же женщна! Плохая работа – терпи, работай получше, привыкнешь. Плохой быт – терпение, женщина, терпение, не все сразу.

ПРИГОВОР: МОЛЧАТЬ
Женская деятельность – что-то по определению относящееся к области семейной, личной, приватной, мелочной – никогда не вопринималась как общественно значимая. Симона де Бовуар: «Худшее проклятие, тяготеющее над женщиной, - это её неучастие в военных походах... человечество отдаёт предпочтение не рождающему полу, а полу убивающему. И в этом ключ к разгадке тайны...». Далее: «Изображение мира, как и сам мир, это дело мужчин, они описывают его со своей точки зрения, которую путают с абсолютной истиной».

Попытки женщин выразить себя всегда вопринимались как отклонение. Человечество боялось этих попыток, чуя в них глухую угрозу традиционному социальному порядку. Человечество? Мужская его часть, привыкшая говорить за всех. Какова природа этого страха? Чего боялись они? Что запрещенное слово будет сказано? Что будет сорвана пробка, и джин вылетит наружу?

Каноны, «стандарты» всемирного искусства - единственно возможны? А кто судьи? Эстетические правила и идеалы вырабатывались только одной половиной человечества. Другая половина не имела возможности поучаствовать в этом. У женщин тысячелетиями не было ни своего пространства, ни своего времени для творчества. Ни - что еще важнее – одобрения и поощрительного внимания окружающих. Потому так поздно они стали учиться выражать себя.

Прорыв, который совершила женская проза – в частности, русскоязычная – на протяжении последнего полувека, можно назвать распахиванием шлюзов. Женское самовыражение хлынуло, но пока отнюдь не смыло ни мужской шовинизм, ни мужской культурный снобизм. И только слегка, чуть-чуть испытало на прочность женскую немоту. Она удерживается, с одной стороны, невозможностью для самой женщины выразить словами то, что надо бы назвать – поскольку нет таких слов; с другой - нежеланием слушать и неспособностью понять со стороны не-женщин.

Отказ от самовыражения (запрет на самовыражение), если осмысливать его философски, - это отказ от бессмертия (запрет на попытку достижения бессмертия), ибо только творчество дает такой шанс. Твое внутренне «Я» рвется наружу – веками, и веками же оно не находит выхода, подавляется. Как результат – это «Я» превращается в рудиментарный остаток. От неупотребления инструмент ржавеет и портится. Все надежнее печать на устах, и поза твоя повторяет изгиб цепи.

Если в искусстве женщина хотя бы объект для изображения, то наука обошлась без участия женщин вообще. Мужчина – модель для исследования, объект для научного интереса и изучения. Он же – основной потребитель. Он же – стандарт, эталон нормы во всем. Под влиянием мужской мысли, мужской воли, мужского доминирования находятся все сферы культурной, общественной, политической жизни. В таком гендерном раскладе - толща веков за нашими плечами. Что впереди? Такая же толща – с чуть-чуть заметным, едва наметившимся «потеплением»?

Приговор в силе. Немота и дискриминация – в действии. Теперь посмотрим на тех, кто не нем и не дискриминирован. «Благословен Господь Бог, не сотворивший меня женщиной».
Не сотворили тебя женщиной – радуйся, ты избежал приговора. Но приобрел ДИАГНОЗ.

2. ДИАГНОЗ

Не может быть гармонии, основанной на подавлении. Не может быть здоровья, когда нет гармонии. А когда нет здоровья, нужно ставить диагноз.

Приговор присутствует вне человека, дистанцирован от него и не имеет отношения к его личности и воли. Кто\что-то вынес\ло приговор, кто\что-то приговорил\о тебя. Перед ним смиряются. Его оспаривают. Его могут попытаться избежать. Словом, человек и приговор – две разные вещи. Диагноз - носят в себе. С ним можно родиться, его можно приобрести, но он – неотъемлемая характеристика человека. Это – внутри. Это – сам человек.
Речь идет о разной степени зависимости и принципиальной разнице в качестве этой зависимости человека от: Приговора и Диагноза. Хотя Приговор и Диагноз – песочные часы, сообщающиеся сосуды. Чем больше теряет та часть человечества, которая приговорена, - тем больше страниц в диагнозе той, которая нездорова.

Каким общество видит так называемые мужские качества? Каковы те свойства характера и поведения, которые инкриминируются настоящему мужчине? Из глубины веков, со дна эволюции: быстрота - чтоб завалить зверя. Сила – чтобы дотащить его до пещеры. Отсутствие сантиментов, чтобы все вовремя и с минимальными издержками. В этом наборе, который, возможно (как знать), идеально подходил для существовании в сверх-агрессивной среде, уже присутствует зародыш психоза. Он развивается, когда условия меняются. Быстрота превращается в заурядную поспешность, сила – в грубость, а эмоциональная заторможенность оборачивается неспособностью к сопереживанию, отсутствием интуиции. И справедливо встает вопрос об адекватности (и достаточности) этих мужских качеств.

ДИАГНОЗ: ИНФАНТИЛИЗМ
Это – изнанка женского терпения. Инфантилизм мальчика: ему мама до совершеннолетия вытирает нос (в буквальном смысле; а после – только в фигуральном), а учительница прокладывает путь к образованию. Инфантилизм взрослого мужчины: он, собственного говоря, ни за что не отвечает. От мамы и учительницы он плавно переходит к жене или подруге. А уж они пусть подумают о том, почему он пьет или играет в казино. Стало быть, у мальчика проблемы. Но даже если он не пьет и не играет, а работает, скажем, парламентарием (впрочем, немало случаев совмещения) – то все равно он ни за что не отвечает. Ибо: таковы политические реалии, таков исторический этап, довлеет проклятое прошлое, нависла угроза войны, в разгаре экономический кризис... Инфантилизм власти, который имеем не только мы, постсоветские, но и имеет весь мир, - это отражение приговора номер два – к терпению. Где большое терпение – там медленное взросление.

Признаки инфантилизма назовет любой студент-психолог: обидчивость (разве не с чьих-то ущемленных самолюбий начиналось большинство войн?); нахрапистость (очень детское обыкновение – вбежать, схватить конфету, и будь что будет); «междусобойность», приверженность «своим» (пункт, свойственный любой политике и любым политикам! Не потому ли еще туда так неохотно пускают женщин?). В этом смысле приход женщины в политику и во власть (тема, которая сегодня обсуждается СМИ с умиляющей, первозданной наивностью) – это приход в нее оздоровляющего начала, взвешенности и терпимости, это разбавление огромного числа больших амбициозных детей - людьми взрослыми и знающими, что такое ответственность. На это – никаких квот не жалко.

ДИАГНОЗ: ДЕМОНСТРАТИВНОСТЬ
Там – молчаливое ожидание. Тут – демонстративность. Чувствуется связь? Два полюса: «жду действия (чужого)» и – «спешу действовать (сам)». Спешу показать, спешу застраховаться, спешу зарекомендовать себя с наилучшей стороны.
В мужской душе дремлет подозрение о собственной ущербности. Комплексы, столь усердно приписываемые психоанализом женщине, на самом деле принадлежат мужчине - и базируются они не на отсутствии/присутствии определенной биологической детали, а – на такой исключительно важной способности, как способность родить человека! Будь ты хоть сверхгений, но НИКОГДА не сделать тебе того, что с легкостью получается у самой заурядной женщины. Возможно, вовсе не из пещеры идут так называемые мужские качества, а – именно от этого комплекса неполноценности, этой обделенности?

От этого глухого ощущения – мужская демонстративность. Доказать, что я все равно, все равно, ВСЕ РАВНО хорош. Отсюда стремление погарцевать на вороном коне, отсюда же – психоаналитический сверхинтерес к наличию\отсутствию у человека фаллоса. Фаллос – всему голова, наличие этой биологической детали всему объяснение и оправдание – а заодно и индульгенция. Мужчина вздыхает облегченно: вот он, нашел.

Мужская демонстративность - средство выскочить вперед и доказать свои преимущества (которых нет). Нападение, как известно, лучший способ защиты. Поэтому нам веками внушалось, что деторождение – это такая ерунда. Это никому не интересно и ничего не стоит. Вот война – это да, это – дело.

ДИАГНОЗ: ИСТЕРИЧНОСТЬ
И вновь два полюса: молчание тут, истеричность - там. Мужская истеричность - это демонстративность в развитии, это демонстративность, которой уже наступили на хвост, подвергли ее сомнению или другим испытаниям. В этом смысле истеричность – это реакция обиженной демонстративности, это способ настоять на своем. Пока мужчина ходил на охоту, критерием его достаточности служил убитый зверь. Чем дальше уходила культура охоты, тем больше она замещалась культурой насилия. Охота – это осмысленное и необходимое насилие, направленное вне – вне рода, вне человека. Культура жестокости направляет насилие внутрь, она саморазрушительна. Культу силы мы целиком и полностью обязаны так называемой мужской агрессивности. Которая, в свою очередь, оказывается заразительной. Сегодня мы говорим о критическом повышении уровня агрессивности в обществе вообще – в том числе не только мужской, но и женской, и подростковой, и детской. Сила и насилие возведены в культ в популярной культуре, в детской игрушке, в компьютерных играх. Иными словами, мы являемся свидетелями и участниками того, как «мужское» при массированном использовании современных информационных систем навязывается поистине всему человечеству – и женскому, и детскому.

Так называемая мужская решительность, истоки которой скрываются в доисторических временах, когда, чтобы выжить, нужно было принимать быстрые решения – эта решительность, потеряв свой объяснительный фон в виде нападающего зверя, превратилась в разновидность ажиотажности, поспешности. Культивирование нераздумывания дает эмоциональную неразвитость, ущербность образного мышления. Собственно говоря, что за ценность в сугубо решительных действиях, если речь не идет о спасении утопающих или ловле блох?

КЛИНИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ
«Нельзя сказать, что я не люблю женщин. Нельзя -- потому что это неправда. Среди них встречаются весьма недурственные экземпляры. Женщины весьма привлекательные существа и, как говорил мой коллега Иванский, «полезные». Как без них? Кто вам постирает носки, кто принесет чай, кто наконец утрет сопли мерзопакостным детям?
Но не все женщины одинаково полезны! В последнее время (если быть точным, лет сто назад) на них напала такая порча, которая делает женщин малопригодными в быту. Словно картофельная гниль в овощехранилище, которая постепенно портит клубень за клубнем. Имя ей -- феминизм.»
Далее: «…российские женщины, точнее, лучшие их представители в лице неуспокоенных общественниц придумали и написали проект закона о равноправии. Который в Думе продвигала депутатша Лахова. В законе написано, что женщины равны в правах мужчинам, а дискриминировать -- ни-ни! Больше ничего в законе не написано.»
Еще немного: «Самец может сожрать своего детеныша. Самка млекопитающего -- никогда. Мягче она, добрее.Теперь женщины требуют равноправия. Вы тоже хотите жрать детенышей? Или обабить мужчин?»
Финал: «Поэтому я обращаюсь ко всем женщинам планеты. Тетки! Не мучьтесь вы своим феминизмом и нас не мучьте. Спокойно рожайте, растите детей, пеките пирожки. А если муж, сидящий за компьютером, попросит принести чаю, не сочтите за труд... Сахару -- три ложечки, как всегда: сладкое полезно при умственной работе.

Статья называлась «Открытый половой вопрос» и была опубликована в журнале «Огонек» в марте прошлого года и продолжала тему, начатую тем же автором по фамилии Никонов в ноябре 2001-го. Тема была такой: проект российского федерального Закона «О государственных гарантиях равных прав и свобод и равных возможностей мужчин и женщин». В ноябре «Огонек» выступил с обширным интервью того же Никонова с депутатом Российской Госдумы Екатериной Лаховой, материал назывался так: «ДА! ЖЕНЩИНУ НАДО ОЦЕНИВАТЬ ДРУГИМ МЕСТОМ. В Госдуме созрел новый законопроект. О том, что женщина тоже человек»
Далее шло следующее: «В рабочем кабинете депутатши Лаховой понимаешь, что его хозяйка -- женщина. На столе фигурки разные, рюшечки, милые безделицы, куколки какие-то, глиняная копилка-бульдожка, вазочки, картинки на стенах. Но за всем этим стоит большая законотворческая работа...
Собственно говоря, далее можно не цитировать. «Интервью» суть компиляция из неловких оговорок и разговорных ляпсусов – тенденциозно подобранных и, вполне вероятно, нечистоплотно подтасованных итервьюером. Из разговора был выбран словесный мусор, отходы, которые присутствуют в любом разговоре – они-то и представлены в качестве самого интервью. (Вообразим в скобках, что лоббированием проекта в Госдуме занималоась бы не Лахова, а кто-нибудь из депутатов-мужчин. Осмелился бы Никонов на такой тон?)
Приведенные тексты этого автора базируются на очень простой идеологии. А именно: на представлении о мужчине как о хозяине положения, о женщине – как о предмете потребления и разновидности обслуживания. Исходя из этого базисного убеждения, логично выдвигать фигурки разные, рюшечки, милые безделицы, запримеченные в служебном кабинете, как доказательство того, что... проект плох по определению. (При этом показательно, что нейтральные картины на стенах, которые можно встретить в любом кабинете и само наличие которых никак не характеризуют его обладателя/обладательницу, в данном случае становятся небрежными картинками – чем-то никчемным, безвкусным и убогим). Вывод: разве мог стоящий закон родиться в таком кабинете? (яркий образец железной мужской логики!!!)

Клинический случай автора приведенных цитат показателен сразу с нескольких позиций. Он не только носитель диагноза крайней и наиболее острой (скорее всего, неизлечимой!) формы, но и является рупором той части доминирующего человечества, которое ощутило первые угрозы своему положению. Кроме того, он скромный озвучиватель идеологии тех, кто сегодня олицетворяет и имеет реальную власть.

В скандальных публикациях – налицо все три из перечисленных диагнозов. Ибо: только инфантильный человека, причем с явно девиантными наклонностями, станет столь легкомысленно ерничать над (все-таки!) государственным документом. В этом смысле скандальное осмеивание проекта сродни бессмысленному битью стекол или расписыванию стен в общественной уборной.
Главный стержень текста – самолюбование автора, его самоупивание по поводу принадлежности (хотя бы биологической) к наиболее успешной и разумной, как он полагает, части человечества.
Высказывания сопровождаются настоящей истерией: «Аушев убеждал женщин, что их место у кухонной параши... их все время гнетут какие-то темные силы с яйцами...»; «...в честной конкурентной борьбе они (тетки – Г.П.) сами ничего без форы достигнуть не смогут в силу природной глупости»; «Зерно феминизма, попавшее на подзолистую почву женских мозгов, проросло сегодня ужасным жестоким сорняком.»

При этом делаются самые примитивные апелляции к матушке биологии. Они наиболее красноречивы в еще одном труде замечательного автора, который назывался «Секс – дело веселое» и был опубликован на сайте «Писатель.ру». В этой публикации Никонов ополчается на тех, кто протестует против сексизма в рекламе. Вот завершающий аккорд: «Мы должны победить эту мрачную пятую колонну в нашем обществе, победить тех, кто пишет чиновникам доносы на жизнь во всех ее веселых проявлениях. И в конной лавине с криком «Сиськи наголо!» я первым помчусь в атаку на престарелых доносчиков. И мы их победим! Они старые, трусливые, и быстро сдадутся. У них уже шашка не стоит…» Апелляции к «шашкам» и от них производным метафорам, столь частые в трудах Никонова, трудно отнести к фаллоцентризму – поскольку центральное место в них занимает не фаллос, а заурядный пенис.

Я не поленилась полюбопытствовать, что это за «писатель» такой – Александр Никонов. На сайте «Писатель.ру» имеются биографии его авторов. Я заглянула в никоновскую. Ее написал сам великий «автор», более того – любезно предоставил сайту даже и собственное фото. Вот он, мыслитель – нетрезвое на вид и не очень чистое лицо, рука с вызывающе оттопыренным средним пальцем. Приятное знакомство. Однако не будем делать поспешных выводов, лучше наберемся терпения и прочтем самопрезентацию автора. В своей писательской биографии (о себе, но в третьем лице) он сообщает почему-то только о двух (видимо, в силу их особой важности) вехах в своем творчестве: «В первый раз Никонов всенародно прославился изданием «Х…ой книги» - первой в истории России книги с матерным названием... Второй раз Никонов всенародно прославился как главный редактор первой русской нецензурной газеты «Мать». Это все, дорогой читатель. Знакомство с экспертом по гендерным вопросам журнала «Огонек» состоялось.

Однако окололитературное наследие данного автора представляет научный интерес в том смысле, если мы хотим понять: как это делается? и главное – зачем?
Сначала еще раз ответим на вопрос: как? Выделяются основные линиии:
- выдвижение как априорной нормы положения, когда муж – за компьютером, жена – за выпеканием пирожков;
- использование как базисного и не требующего доказательств утверждения о том, что женщина по природе глупее, чем мужчина;
- использование мифа (искреняя вера в него?) о наличии в обществе равных конкурентных условий;
- резкая, но обтекаемая «критика» феминизма, не утруждающая себя аргументами;
- приведения «фактов» и «статистики» неизвестного происхождения, которую невозможно проверить и неудобно всерьез опровергать.

Теперь попытаемся ответить на вопрос: зачем? Беззастенчивая демагогия, которую язык народный исчерпывающе определяет как бред сивой кобылы, тем не менее достигает своей цели. Точнее, нескольких:
- исполняет несомненный социальный заказ;
- выводит из равновесия оппонента – то есть «неуспокоенных общественниц», «теток», «феминисток» – и т. д.;
- срывает аплодисменты у значительной (все еще) части аудитории;
- дает возможность утвердиться самому автору, у которого – явные проблемы как профессионального характера, так и – несомненно, в большой степени, - личного.

К счастью, немало других публикаций и других мужчин-авторов, отметившихся «по гендерному вопросу». Посмотрим иной пример – выбранный по принципу контраста. 17 апреля нынешнего года другой рунетовский сайт – «Газета.ру» дает материал своего автора-«колумниста» Панюшкина «Свобода, равенство и сестринство». И если Никонов пуще смерти боится поблажек «теткам», видя в них (поблажках) «дискриминацию мужчин», то Панюшкин, наоборот, настаивает на квотах и «форах» для женщин. Но вот к каким метафорам при этом прибегает: «Вы играли когда-нибудь с ребенком в шахматы? Ребенок ведь, вероятнее всего, хуже вас играет в шахматы. Поэтому еще до начала игры надо дать ребенку фору. Например, играть вам без ладьи или даже без ферзя, чтобы лишняя фигура у ребенка уравновешивала ваше преимущество в опытности и хитрости... Иными словами, равенство взрослого и ребенка за шахматной доской – это когда у взрослого недостает ладьи или даже ферзя».

Далее идет обширное сравнение: «Давайте рассуждать так: мужчина и женщина равны, верно? При этом женщина умеет рожать детей, а мужчина не умеет, верно? Для осуществления этого своего умения без ущерба для общественного своего положения, благосостояния и карьеры женщине нужны привилегии, верно?.. Автомобиль умеет только ездить, а самолет умеет летать. Для того чтобы летать, самолету нужны взлетные полосы, авиадиспетчеры и высокооктановое топливо. Зато самолет умеет летать. И что же вы, дорогой читатель, подумаете, если узурпировавшие власть автомобили скажут вдруг, что не надо строить взлетных полос, пусть самолеты на общих основаниях взлетают с шоссейных дорог?.. Почему вы считаете справедливым, что самолетам предоставляются привилегии, чтобы они летали, и не считаете справедливым, чтоб женщинам предоставлялись привилегии, чтобы они рожали детей?»

Собственного говоря, для кого делаются такие доходчивые объяснения? Для своего же брата – мужчины. Отсюда и тон – чтобы уж совсем все поняли, даже самые инфантильные и истеричные... Панюшкин – несомненный сторонник женских прав (во всяком случае, таковым выглядит в этом своем тексте). Но присмотримся к его доказательствам. Не тот ли самый мужской шовинизм выглядывает и из метафоры с ребенком, и из логического построения о том, что женщина непременно должна рожать? Почему бы не исходить из констатации того факта, что сегодня женщина дискриминирована – независимо от того, рожает она или нет. И что также независимо от желания реализовать или нет это свое «самолетное» право, она имеет еще свои права просто как человек.

3. ВОПРОСЫ БАЛАНСА

Когда мы говорим о проблеме достижения гендерного баланса или хотя бы приближения к нему, речь справедливо ведется о равной правовой защищенности, пропорциональной представленности полов в органах власти, равномерном распределении нагрузок в семье – и так далее. И все это верно. Однако все эти мелкие движения в глобальной сумме своей - что должны дать они? Ведь достижение баланса – это, по сути своей, попытка выравнивания того фантастического искривления, которому подверглась наша цивилизация. Нелишне задуматься: что будет в итоге? Куда ведет нас эта линия? Возможно ли эволюционное достижение гендерного равенства? И гендерное равенство вообще? Или это такая же утопия, как, скажем, равенство классовое?

Разные репродуктивные возможности полов - разные, неравнозначимые и неравноценные по нагрузке репродуктивные функции – это объективная реальность. Она существует как данность и не может не влиять на положение дел. Следовательно, она (данность, реальность) – перманентный повод к существованию иерархии полов? В этом смысле нынешнее доминирование мужчин – культурно-исторический казус, когда власть по недоразумению оказалась именно в этих руках. Следовательно? Напрашивается скромный вывод о том, что мы находимся в начале глобального гендерного передела власти. Итог нового витка эволюции будет столь же несправедлив с идеалистических позиций (ибо речь идет о новой иерархии, а точнее – старой, но перевернутой с головы на ноги), однако – более логичен?

Мужчины медленно, но верно сдают свои позиции доминирующего класса. Еще, собственно говоря, ничего не произошло. Состоялись маленькие эпизодические осыпи бастиона. В виде мирового феминизма, которому всего-то – по самому большому максимуму – 200 лет. В виде промышленных и научно-технических революций. В виде глобализации, наконец. Только-только начался процесс женского «вопрошания», первые попытки осознать себя... Мужская власть отреагировала четко, адекватно и хитро. Она, как хороший шулер, вынула из рукава гендерную теорию.

БЕСПЛАТНЫЙ СЫР
Широко известно то место, где его можно найти недальновидным мышкам. Гендер протянул братскую руку феминисткам и сказал: забудем, что было, нам делить нечего, у обоих «гендеров» свои проблемы. И как замечательно все встало на свои места! Вместо маргинальных, поносимых и осмеиваемых «женских исследований» - респектабельные гендерные, вместо покручивания указательным пальцем у виска – презентабельные конференции, строчки в академических расписаниях, научная институционализация. Гранты опять же. Под крышу гендеризма потянулись даже ученые мужья, которые раньше под страхом смертной казни не назвали бы себя феминологами или, упаси Боже, феминистами.

Наталья Пушкарева: «Откуда же взялись подобные – позаимствуем старое русское словцо, возникшее в эпоху Смуты начала XVII века, «перемёты»? Они возникли оттого, что принадлежность к сообществу гендерологов стала стремительно, но неявно превращаться в символический капитал (в совершенно традиционном его понимании П.Бурдье), едва стало ясно, что слово ‘гендерный’ может и не иметь никаких феминистских коннотаций, что в российском контексте оно абсолютно безопасно (в отличие от термина «феминистский») , да к тому же – подобно дворянскому званию в ушедшем столетии - может давать определенные преимущества в научной среде и явные выгоды при получении западных грантов (равняется: ощутимый материальный профит!). Понятие «гендерные исследования» оказалось куда как более конформным и приемлемым для научного сообщества, нежели термин «женские исследования».

Я задала свои вопросы – на эту тему - Наталье Пушкаревой и Альмире Усмановой. Вот как ответила Альмира Усманова: «Как и многие другие исследователи, кого это беспокоит, я не могу не видеть, что распространение этого термина («гендер» - Г. П.)... (вполне нейтрального и даже по-своему благозвучного...) вроде бы само по себе выглядит позитивным фактором для проникновения и утверждения феминистской теории в
университетах, одновременно снижает политический пафос феминизма (ведь
многие из тех, кто занимается <гендерными исследованиями> в общем-то весьма
далеки от феминизма, если не сказать больше».

Отвечая на мой вопрос (который звучал так: «Видите ли Вы в перспективе опасность "мужского крена" в гендеристике - просто в силу исторической традиции мужского доминирования?»), Альмира Усманова делает очень интересное, на мой взгляд, наблюдение: «<Мужской крен> в гендеристике уже произошел - для меня главным проявлением этого процесса стало развитие Gay Studies на Западе: может быть, это
слишком резко прозвучит, но, читая некоторые тексты (особенно, пока я
работала над книгой <Би-текстуальность и кинематограф>, я ловила себя на
мысли, что столь подробная реконструкция истории подавления и страданий
мужчин-геев (на фоне достаточно скромной попытки анализа лесбийского опыта)
выглядит как своего рода (нарциссическая) реакция на успех феминизма».

Тревогу разделяет также Наталья Пушкарева: «...противники феминизма внесли свой вклад в дело превращения женских исследований не в исследования, основанные на твердой феминистской принципиальности, не в феминистские исследования, а в исследования, которые именуются гендерными».

Наталья Пушкарева расставляет акценты следующим образом: «Быть гендеристом (гендерологом), не будучи феминистом – невозможно. Попытки прикрыться терминологическими зонтиками («мы не феминисты и даже не феминологи, мы изучаем взаимоотношения полов, мы – гендерологи») – есть вполне объяснимое стремление уберечься от лишних нападок. Однако те ученые, которые изучали взаимоотношения полов, существовали в мировом гуманитарном знании и раньше. Имя им легион, а этнологической традиции такого рода вообще два столетия. Гендерология же складывается лишь сейчас. Поэтому, мне думается, столь важно подчеркивать принципиальное отличие предмета гендерных исследований от традиционных исследований половой дихотомии, полового диморфизма и прочего: гендерологи как последовательные феминисты (феминистки) признают постоянное наличие властной компоненты в отношениях между полами, а потому анализируют не одно только взамодействие и взаимодополняемость полов, но и – прежде всего – стараются деконструировать их иерархию».

Все остается в процессе. Просто гендер – это качественно новые политические условия. Поменялся ветер, изменились диспозиции, на поле вступили новые игроки – сама борьба продолжается. Эта перемена условий может быть со знаком «плюс» и со знаком «минус» - смотря как повернуть, как их использовать. «...важно подчеркивать принципиальное отличие предмета гендерных исследований от традиционных исследований половой дихотомии, полового диморфизма и прочего», - пишет Наталья Пушкарева. На практике, наоборот, стали общим местом книксены гендерных экспертов - в том духе, что, дескать, проблему надо решать комплексно, мы не только за женщин боремся, у мужчин свои проблемы...

Нет класса, группы, общины, а также отдельного человека без проблем. Но есть проблемы и проблемы. Где тот индикатор, по которому следует их ранжировать? До сих пор таким индикатором для феминизма была властная половая иерархия. Сегодня феминизм испытывается на прочность гендером. Гендер запускает зонд в глубину феминизма, присматривается, оценивает. Но и феминизм имеет шанс цепко ухватиться за гендерный инструментарий и существенно поправить свои дела. Теоретически. На практике – остается актуальной тревога, остается актуальной опасность быть в очередной раз быть подмятыми под «колесо истории»...


СТРАННОЕ ДЕЛО
Женщины никогда еще до конца не соскребали себя с этого колеса. А малейшие попытки приподнять голову вызывают не только печатную (и даже непечатную!) истерию никоновых, но и серьезную научную обеспокоенность «инверсией асимметрии и тем самым ее вопроизводством, но уже по отношению к другим гендерным группам. Она выражается в аксиологическом и концептуальном предпочтении женщин в ущерб другим гендерным группам». Автор – женщина. Ее уже беспокоит, чтобы женщинам не перепало внимания чуть больше, чем мужчинам. Не могу удержаться от воспоминания: на одной из «гендерных» конференций в Средней Азии один местный «гендеролог» характерно поднимал ручку и цыкал на подруг по гендерным трудам: «Только давайте не перетягивать канат в сторону женщины!» И если эта чисто мужская поспешность вполне понятна и с успехом объяснена нами выше (в главе «Диагноз»), то тем прискорбнее столь странная (по своей преждевременности) тревога со стороны самих женщин. В основе ее – все та же гиперответственность, сверхскромность и боязнь претендовать на якобы «чужое»...

ФЕМИНИЗМ ЯВОЧНЫМ ПОРЯДКОМ
Феминизм как глобальное гендерное потепление имеет множество признаков. Возможно, наиболее очевидны они на примере традиционной культуры. На примере Грузии их (признаки феминизации) я бы определила как эволюцию личности от социальной детерминированности к свободе выбора. Традиционная культура – это строго ранжированные, упорядоченные и унифицированные отношения внутри общества. Упорядоченность и стабильность этих отношений подразумевает веками обкатанные и апробированные социальные роли. Обществу для оптимального функционирования было важно, чтобы каждый из его членов занимал строго определенную социальную «ячейку» и свято исполнял предусмотренные для нее ритуалы. На языке житейском это означает то, что женщина должна быть женщиной, а мужчина – мужчиной. В обиход первой отводилась застенчивость, забота о детях, домовитость и целомудрие. Второму, соответственно, предписывались мужество, напор, горячий конь и отсутствие сантиментов.
Такое устройство общества считалось (многими считается и поныне) вполне мудрым и рациональным. До тех самых пор, пока оно функционировало более или менее закрыто. Первое серьезное испытание традиционная гендерная модель претерпела c приходом к власти коммунистов с их революционной гендерной версией. Несмотря на то, что предложенная большевиками активизация женщины вызвала на Кавказе значительно меньший отклик, чем, скажем, в России, факт остается фактом: именно начиная с 20-х годов женщина все активнее включалась в экономическую и общественную жизнь. Этот процесс шел по нарастающей, и если в 20-30-е годы женщина, работающая вне дома, воспринималась как некая экзотика, в 60-70-е она перестала быть каким-то исключением из правил, хотя в целом грузинские женщины гораздо чаще посвящали себя исключительно семье, чем, скажем, русские или украинки. Работающие женщины, как и всюду, несли двойную – семейно-производственную – нагрузку, но в большинстве случаев замужняя женщина имела реальную альтернативу – идти на работу или оставаться дома – поскольку работающий муж вполне мог содержать семью.

Именно поэтому испытание коммунистическим «равноправием» лишь покачнуло традиционный уклад, но нимало не нарушило его основ. Другими словами, работающая женщина в массе своей оставалась младшим помощником мужа, исполняя раз навсегда отведенную ей «вторую» роль. Совсем другую картину мы видим сегодня, когда на протяжении более чем десятилетия социальный котел кипит при таких температуре и давлении, которых не знала история. Возьмем самый общий параметр этого социального катаклизма: в стране начисто и практически в одночасье исчезла такая сфера приложения мужских рабочих рук, как промышленность. Иными словами, огромная армия кормильцев, которая в мозолистых руках приносила домой аванс и получку и взамен имела господствующее положение, вдруг лишилась работы. Могло ли это не сказаться на положении бывшего лидера? Растерянность и замешательство растянулись на годы, по некоторым данным, только 10 процентов грузинских мужчин, занятых в бывшем производственном секторе, смогли перестроиться и реализовать себя в новой сфере. В условиях Грузии это прежде всего торговля и сфера услуг. Могут ли эти сферы вместить весь занятый прежде в производстве (сельском хозяйстве, науке, культуре) мужской потенциал?

Нарушение этого баланса не могло не сказаться на перемене гендерного расклада в социальных ролях. Исследования социологов, психологов, ведущиеся в Грузии в последнее время, несмотря на объяснимую фрагментарность, со всей очевидностью свидетельствуют, что женщина активно включилась в трудовую деятельность. Эта ее новая активизация в корне отличается от той, которую вызвали общественные изменения первой половины века. Если женщины, вышедшие на работу с «позволения» и призыва коммунистов, имели выбор выходить или нет, то сегодня они зачастую просто вынуждены работать, чтобы прокормить своих детей и очень часто – мужей, отцов и братьев, которым оказалось не под силу выстоять в условиях мощного социального прессинга. Состояние растерянности и апатии, вызванные потерей векового статуса кормильца и опоры, массово храктеризует современного мужчину в Грузии.

Исследования свидетельствуют, что именно женщина, которая – также столетиями – культивировала в себе умение приспосабливаться к новым условиям (прежде всего в новой семье), продемонстрировала этот навык в приложении к изменившимся общественным условиям. Она легче приспособилась к более жесткой реальности. Если речь идет о женщинах-профессионалах, то они с меньшими личностными потерями, чем мужчины, перенесли понижение социального статуса, они продемонстрировали большую, чем мужчины, готовность делать самую черную и неблагодарную работу.

И даже проблема женской проституции, которая, как в большинстве постсоциалистических стран, весьма остро стоит в Грузии, тоже является подтверждением этого тезиса. Среди мигрантов, стремящихся получить работу за пределами родной страны, большинство также составляют женщины. Нередко они оказываются вынужденными торговать своим телом, так как им необходимо возместить расходы, связанные с приездом. Дома они заложили единственную собственность своей семьи – жилье. Дома семья и голодные дети ждут заработков, и женщина просто не может вернуться с пустыми руками. Даже избежав сети организованной преступности, она остается жертвой обстоятельств и заложницей отечественной экономики. Женщины бросаются за границу в надежде хоть там – ценой тяжелого труда и немалых унижений – найти пропитание для близких. Сегодняшняя Грузия в очень большой степени выживает благодаря женщине. По некоторым оценкам, в Грузию из других стран ежегодно поступают - в виде частных переводов - миллионы долларов, заработанных нашими соотечественниками. Никто не знает, какая часть из них заработана женщинами – но ясно, что эта часть весьма и весьма значительна. Страну спасает не только их молчаливое многолетнее рабство дома, адов труд сведения «концов с концами», которые уже несводимы, но и принесение на алтарь семьи самой жизни и достоинства.

И что же? Оценивают ли семья и общество эту жертву? Общество и семья часто предпочитают не знать подробностей существования матери, жены или сестры за границей. Сегодняшнее фарисейское послабление моральной предвзятости, на протяжении всей истории сопровождавшей кавказскую женщину, – либерализм вынужденный. Потому что сегодня мы просто не выживем исторически, если не дадим женщине определенной свободы. Мы благоразумно не хотим знать, как она там жила и какой ценой зарабатывала эти деньги. Но если неприятное и тяжелое узнать все же приходится, женщина судится по всей строгости нравственных законов. В этом причина того, что практически нет женщин, бросивших юридический вызов треффикингу...

Эти реальности подвели черту под прошлым, и исходя из них, было бы логично ожидать, что новые роли, которые с такой мукой и болью остваивает современная женщина, неизбежно приведут ее к качественно новой самооценке и – как следствие – переоценке традиционных гендерных ролей. Говоря по большому счету, объективность просто не оставила женщине другого выбора. Однако новая роль, новый опыт современной женщины присутствует в старых культурных рамках, которые просто не могут столь же гибко поменяться в столь короткий срок. Таким образом, налицо жесткие ножницы: социальная активность женщины протекает на фоне все тех же гендерных стереотипов, которые сложились в совсем иных условиях. Для иллюстрации могу привести свидетельство студентки, записанное мной дословно: «Я свободный человек. Я свободна выходить или не выходить замуж. Я свободна выбирать стиль своей жизни. Я имею право любить, кого и как считаю нужным – в браке или вне брака. Но я никогда не воспользуюсь этим правом, потому что это будет больно моим близким...»

Грузинская женщина в массе своей совсем не в восторге от тех традиций, которые рассматривают ее как вещь или – в лучшем случае – как младшего партнера мужчины. Однако она достаточно редко активно протестует против них, поскольку осознает, что ее протест больно ударит по близким, которым так спокойно и уютно в лоне привычных традиций. Этот напрягающий момент уже сегодня остро ощущается в обществе, и можно только предполагать, какие потрясения он мог бы принести, если бы не жертвенность самой женщины, не ее генетическая ориентация на интересы семьи.

Тем не менее рабочая модель феминизма уже действует. Если разуметь под ним реальное поле ответственности и женской активности. Феминизм присутствует в виде женского профессионализма и женской инициативы. А также в виде так называемого хрупкого женского плеча, на которое сегодня сгружена вся ответственность за семью.

ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ (маленькие выводы)
Надо отметить, что из факта нашего совместного пребывания в пещере мужчина выжал максимум. Однако на протяжении всей последующей – постпещерной – истории он медленно, но верно, неуклонно деградировал. Слишком высоко была поднята планка, и чем дальше уходила агрессивная среда, чем дальше отодвигалась необходимость физически, телом, защищать кого-то от набегов, тем более явно вставал вопрос обоснования привилегий. По случаю чего, собственно, привилегии-то?
Божественность функции деторождения, которой обладала его подруга, была не понята им и принижена до заурядного бытового действия. (Если бы его пол был рождающим, нетрудно представить, какие дивиденды были бы им получены!) В этом метафизическая вина и проблема мужчины. За это, по большому счету, придется отвечать?!

Нынешние болезни общества – это болезни мужчины, которые, в свою очередь, вытекают из дискриминации женщины. Амнистировать женщину и подлечить мужчину – к этому, если вышелушить зерно смысла, вполне сводима идея гендерного баланса. Болезни мужчины – это болезни несоответствия. Подсознательное ощущение этого – основа к стремлению удержать главенство, выпавшее с л у ч а й н о. На это были потрачены тысячи лет человеческой истории. Однако логика нормального положения вещей – главенство женщины. Ведь у женщины, как бы ни старались наши противники доказать обратное, - несравненно больше ресурсов. В поход, строго говоря, в принципе, мы ходить можем. А вот вы-то рожать – ни-ни (термин нашего друга Никонова). Женщина приговорена, но – здорова, именно она может спасти положение.

Не забудем и о некоторых достижениях научно-технического прогресса. Возможно, самое веское и окончательное слово в мировом феминизме принадлежит шотландской овечке по кличке Долли? Клонирование – безотносительно к его оценке - может стать глобальной местью женщины мужчине, окончательным технологическим фиаско для мужского пола. Кроме того, условия существования, которые усложняются, настоятельно требуют все большей «многопрофильности» от человека, умения одновременно решать много задач и исполнять несколько функций. Разве не вступают они в противоречие с мужским типом мышления? Только женщина может в одно и то же время качать младенца, варить суп и обдумывать диссертацию... Ее умение лучше ориентироваться в нескольких одновременно решаемых задачах дает все большее конкурентное преимущество перед мужчиной, который значительно лучше чувствует себя, выполняя задачи поочередно.

Следовательно, мы находимся в начале перелома. К этому настоятельно, тысячи лет, толкает эволюцию мужской шовинизм. Действие равно противодействию. Что грядет в итоге глобального передела гендерных ролей? Грядет страшная сила - матриархат. Огромный женский опыт дискриминации, внутреннее знание, накопленное про запас, плюс интуиция. ПЛЮС главное - умение продолжать род, регуляция этого процесса, владение, так сказать, контрольным пакетом акций в этой области...

И взвоет мужчина, так и не научившийся терпению и смиренности: «Господи, за что же ты не создал меня, горемычного, женщиной?!»